Валерий Попов. Большая удача. отрывок

"...и началась следующая фаза испытаний.
Приехал приемщик.
Вместе с электронщиками из другой группы был собран весь тракт переговорного устройства: микрофон-усилитель-репродуктор, и начались испытания на разборчивость.
Проходили они так.
Кто-нибудь говорил в микрофон, а кто-нибудь слушал репродуктор.
В микрофон при этом полагалось говорть не что попало: были специальные таблицы, которые следовало читать. С другой стороны, эти таблицы были лишены всякого смысла, всякой связи между словами, потому что в логической фразе нерасслышанное слово можно угадать и один, более догадливый оценит этот микрофон выше, чем недогадливый...А требовалась объективная оценка.
В репродукторе слышался Сенькин голос, с легким звоном:

Артикуляционная таблица номер триннадцать:
лодочка японец теплота генерал черника
брошенный змея засушила век вы
волк забыть навзничь арбуз лед
коллектив кастрюля изгиб куриный шмель
выплывающий фляга матросский солома неизбежный
тюль сомнение полька бить краснобай

Полагалось читать строку за строкой сверху вниз в микрофон, а на другом конце системы у репродуктора слушать и записывать. Таблиц таких было сорок, их читали в произвольном порядке, выучить их было невозможно, и каждое слово приходилось действительно слышать.
Но так было до меня.
На мне эта стройная (а вернее как раз нестройная) система пошатнулась.
В каком-то, не знаю уж, порядке я прослушал все эти таблицы по разу, а когда их, в другой, разумеется, разбивке, стали читать во второй раз, я вдруг понял, что знаю их все наизусть.
Причем не просто знаю – с каждой строкой у меня была уже связана картина, в которую входили все необходимые слова.
Казалось бы какая связь: лодочка, японец, теплота, генерал, черника... А у меня сразу же появлялась картина. Я не только ее видел, я ее чувствовал, ощущал: какая-то темная река, на ней лодочка, и японец- генерал поплыл в темноте за черникой.
Я не только это представлял, я в этом участвовал: черная теплая ночь, светлая лодочка, темная вода, пружинящий болотистый мох, на котором растет мягкая черника.

Брошенный змея засушила век вы.
Тут тоже была у меня картина, хотя и не столь ощутима физически, как с теплотой и с черникой. Зато почему-то она накрепко была связана с каким-то чувством обиды. Я брошенный, потому что какая-то змея своим дыханием засушила наш век, и теперь мы все друг с другом на вы!

Волк забыть навзничь арбуз лед.
Эта картина, наоборот, была связана с ощущением какого-то счастья, какой-то сочной, удачливой, лихой жизни: застрелить волка и забыть его – мало ли в жизни мы охотились на волков! Пусть себе лежит навзничь, а мы пойдем к себе, в двухэтажный дом, где лежит на льду арбуз, разрежем его и с каким наслаждением съедим!

Коллектив кастрюля изгиб куриный шмель.
И тут была картина, в которой я вроде бы когда-то участвовал: какие-то люди, коллектив, связанные неясными для меня узами, приплыли на какой-то пикник, вот вынимают из рюкзака кастрюлю, разжигают костер возле изгиба реки, варят куриный суп из синеватой в пупырушках курицы. Потом в пустой, но жирной кастрюле долго бубнит свое жадный шмель. Ощущение тишины, молчания, большого неуютного простора, сложных, непонятных для меня отношений между этими тихими, молчаливыми людьми.

Выплывающий фляга матросский солома неизбежный.
Только для этой строчки, мне кажется, ассоциация была искусственной: что-то такое я читал или слышал такую песню. Выплывающий матрос, промокший. Фляга – единственный способ согреться, и скорее забиться в солому, чтобы спрятаться и чтобы согреться. Что делать, такой ход событий был единственным, неизбежным!

Тюль сомнение полька бить краснобай.
Все это представлялось мне какой-то неясной картиной из будущего, почему-то связанной с любовью, причем с любовью неудачливой, грустной, хотя слов «любовь», «девушка» в этой строчке и не было. Но уже при слове «тюль» я чувствовал какое-то страдание, я видел себя в какой-то темной комнате охваченным сомнением, и белый тюль вдруг вдувался в темное пространство комнаты, пугая меня, еще больше увеличивая волнение, потому что вторая часть строчки была мне чужой, враждебной. Полька, бить, краснобай... Я чувствовал, что никогда не смогу танцевать польку, не буду никого бить, не буду никогда краснобаем. И многое в жизни потеряю на этом – особенно в любви.

...Так потихоньку я сходил с ума, - это было мое личное дело, но главное, я не мог уже участвовать в испытаниях! Услышав одно слово, я знал все остальные, и несколько микрофонов подряд получили у меня нереально прекрасные оценки.
.........
........
........
Вечером я ехал в зыбком трамвае домой, и мне вроде бы полагалось быть расстроенным, но я расстройства почему-то не чувствовал, а вместо этого твердил: «Лодочка, японец, теплота ,генерал», с наслаждением ощущая, как я , старый японец, плыву в темноте за черникой...Я участвовал в какой-то тайной, неизвестной всем жизни!"
.............

Скорее всего это он.
Не случайно. В сети только поздний Попов, а мне привели именно этот отрывок, чтобы поняла, что такое Попов ранний. Я его сюда и запилила.
А когда читала, Юрий, вспоминалась именно Ваша проза.
Сейчас поищу, что у меня об этом писателе заначено "на складе"...
Большое спасибо за стихи Солоухина.

Отредактировано КАРР (2007-11-05 17:54:39)

Извините за огромную статью.
Она интересна.
Через неделю-две я этот постинг сотру, оставлю только ссылку.
А вот линки на рассказы Валерия Попова в сети (увы, только поздние) :
http://www.peoples.ru/art/literature/pr … ika/popov/
Интервью с Валерием Поповым

http://www.penrussia.org/n-z/va-pop.htm
Несколько рассказов

http://www.rusk.ru/st.php?idar=13183
"Пещерный монастырь над Доном и его былая слава"

http://magazines.russ.ru/authors/p/vpopov/
Журнальные публикации Валерия Попова в сети

http://www.litkubiki.ru/page.php?pageId=62
"НЕИЗБЕЖНОЕ"

Отредактировано КАРР (2007-11-05 17:51:32)